Если идти по улице Сахалинской до пересечения с Ленина, а потом спуститься ниже, то по правой стороне начинается китайский рынок - средоточие темных эманаций и жутковатой бесовской силы. Сколько я себя помню, всегда было так. Даже во время распада СССР, когда китайцы еще не приехали, рынок уже появился, будто ждал их. Его тогда называли "дорогой жизни", хотя по сути это была не дорога, а скорее обочина. Школьные учителя шли туда продавать свои котиковые шапки и, стоя на морозе, остервенело переругивались с начинающими предпринимателями, сбывавшими прямо с машины турецкие спортивные костюмы "Абибас". Бабушки торговали котятами и жареными пирожками из горячих контейнеров-термосов. Запах пирожков смешивался с безнадежным мявом и плыл витками в стылом воздухе.
Когда я была подростком и училась в гимназии с богатыми детишками, мы с мамой ходили туда покупать мне одежду. Можно было целый день напролет бродить между рядами прилавков, завешанных пестрыми тряпками и заставленных обувью. Уже через час блужданий начинало казаться, что в этом тряпочном мире ты провел всю свою жизнь, и снаружи попросту ничего нет, только бесконечные ряды прилавков до самого горизонта. Вещи с китайки были дешевыми и в целом довольно прилично выглядели, но, как показал печальный опыт, никому нельзя было раскрывать зловещую тайну их происхождения. У меня были классные джинсы оттуда, широченные клеши с тонкими петлями под ремешок-веревочку. С пояса свисала бахрома и бусы, как у хиппи. Счастье было абсолютно непрактичным, стоило в полтора раза дороже обычного, но мама купила, потому что мне они действительно нравились. Одноклассницы не смеялись в открытую, но их презрительных перемигиваний за спиной мне, в общем, хватило.
Мне было восемнадцать, и я собиралась в свой первый автостоп. Вопросы стоимости и престижности одежды надо мной давно уже не довлели. Нужно было просто подновить гардероб перед выходом на трассу, и сделать это по возможности с наименьшими затратами. Я брела между теми же бесконечными рядами под размеренное завывание продавцов: "Туууууутли! Класоооооотки! Лазмелы лааааазные! Тууутли-класооооотки, мелий-мелий". Просветы неба над прилавками были затянуты кусками синего джута, который колыхался и шуршал на мартовском ветру. В общем, китайка казалась уже не только бесконечной, но и вовсе непроницаемой для внешнего мира. А мне было восемнадцать, короткая стрижка, бритый затылок, высокие шнурованные ботинки и брезентовая куртка с кучей накладных карманов. Очередной китаец выскочил мне навстречу и уже открыл было рот, чтобы завести свое "Мелий-лазмелы-лазный". Я успела быстрее, показала на свои ноги и выпалила: "Берцы-новый-покупай-десиво!". Китаец споткнулся и застыл с открытым ртом. Потом выругался мне вслед. А может, и не выругался. Но все последующие продавцы встречали меня молчанием и провожали округлившимися от удивления глазами.
Потом мы поселились в доме неподалеку, и я узнала, что китайка живет своей жизнью не только днем, но и ночью. И что, когда идет дождь, куски джута хлопают в темноте, как жучьи крылья. Что китайцы спят в составленных друг на друга грузовых контейнерах прямо за оградой сквера, где днем я гуляю с дочкой. И еще они готовят лапшу на газовых горелках. Когда дочка стала засыпать по ночам больше, чем на пару часов, я стала выходить туда по ночам тренироваться с пои. Обитатели контейнеров собирались на "крыльце" с мисками и смотрели меня, как телевизор.
Сегодня от китайки остался лишь небольшой уголок с игрушками между Рембыттехникой и железнодорожным переездом. Я редко хожу мимо него. А на месте бесконечных рядов, синего джута и картонных прилавков построили несколько разноцветных торговых центров. Впрочем, это не слишком повлияло на диковатую атмосферу этой части города. Вчера я очень ярко поняла это, идя мимо одного из центров. Оттуда доносилась исполняемая громким электронным голоском песенка: "Хэппи бёздэй туууу юуууу! Ха-ха-ха-ПИБЁЗДЭЙ-ту-ХА-ХА-ХА-юууууу! Ха-ха-хапибёздэй диа! Ха-ха-ПИБЁЗДЭЙ-ту...!" В этот момент голосок оборвался и восьмибитная музычка сменилась грохнувшим из колонок тяжелейшим адовейшим металлом. Я аж подскочила. Думаю, у китайки просто случилась отрыжка.
Когда я была подростком и училась в гимназии с богатыми детишками, мы с мамой ходили туда покупать мне одежду. Можно было целый день напролет бродить между рядами прилавков, завешанных пестрыми тряпками и заставленных обувью. Уже через час блужданий начинало казаться, что в этом тряпочном мире ты провел всю свою жизнь, и снаружи попросту ничего нет, только бесконечные ряды прилавков до самого горизонта. Вещи с китайки были дешевыми и в целом довольно прилично выглядели, но, как показал печальный опыт, никому нельзя было раскрывать зловещую тайну их происхождения. У меня были классные джинсы оттуда, широченные клеши с тонкими петлями под ремешок-веревочку. С пояса свисала бахрома и бусы, как у хиппи. Счастье было абсолютно непрактичным, стоило в полтора раза дороже обычного, но мама купила, потому что мне они действительно нравились. Одноклассницы не смеялись в открытую, но их презрительных перемигиваний за спиной мне, в общем, хватило.
Мне было восемнадцать, и я собиралась в свой первый автостоп. Вопросы стоимости и престижности одежды надо мной давно уже не довлели. Нужно было просто подновить гардероб перед выходом на трассу, и сделать это по возможности с наименьшими затратами. Я брела между теми же бесконечными рядами под размеренное завывание продавцов: "Туууууутли! Класоооооотки! Лазмелы лааааазные! Тууутли-класооооотки, мелий-мелий". Просветы неба над прилавками были затянуты кусками синего джута, который колыхался и шуршал на мартовском ветру. В общем, китайка казалась уже не только бесконечной, но и вовсе непроницаемой для внешнего мира. А мне было восемнадцать, короткая стрижка, бритый затылок, высокие шнурованные ботинки и брезентовая куртка с кучей накладных карманов. Очередной китаец выскочил мне навстречу и уже открыл было рот, чтобы завести свое "Мелий-лазмелы-лазный". Я успела быстрее, показала на свои ноги и выпалила: "Берцы-новый-покупай-десиво!". Китаец споткнулся и застыл с открытым ртом. Потом выругался мне вслед. А может, и не выругался. Но все последующие продавцы встречали меня молчанием и провожали округлившимися от удивления глазами.
Потом мы поселились в доме неподалеку, и я узнала, что китайка живет своей жизнью не только днем, но и ночью. И что, когда идет дождь, куски джута хлопают в темноте, как жучьи крылья. Что китайцы спят в составленных друг на друга грузовых контейнерах прямо за оградой сквера, где днем я гуляю с дочкой. И еще они готовят лапшу на газовых горелках. Когда дочка стала засыпать по ночам больше, чем на пару часов, я стала выходить туда по ночам тренироваться с пои. Обитатели контейнеров собирались на "крыльце" с мисками и смотрели меня, как телевизор.
Сегодня от китайки остался лишь небольшой уголок с игрушками между Рембыттехникой и железнодорожным переездом. Я редко хожу мимо него. А на месте бесконечных рядов, синего джута и картонных прилавков построили несколько разноцветных торговых центров. Впрочем, это не слишком повлияло на диковатую атмосферу этой части города. Вчера я очень ярко поняла это, идя мимо одного из центров. Оттуда доносилась исполняемая громким электронным голоском песенка: "Хэппи бёздэй туууу юуууу! Ха-ха-ха-ПИБЁЗДЭЙ-ту-ХА-ХА-ХА-юууууу! Ха-ха-хапибёздэй диа! Ха-ха-ПИБЁЗДЭЙ-ту...!" В этот момент голосок оборвался и восьмибитная музычка сменилась грохнувшим из колонок тяжелейшим адовейшим металлом. Я аж подскочила. Думаю, у китайки просто случилась отрыжка.